— И с чего ты решил это дело начать? — спросил Грейтхауз, ехавший рядом с Мэтью. — Идея хотя бы у тебя есть?
— Есть.
— Я внимательно слушаю.
— Филадельфия. — Мэтью пустил Данте в обход лужи, похожей на болото, готовое поглотить лошадь и всадника. — Конкретнее, с конторы Икабода Примма.
— Нет, правда? — Грейтхауз сухо и резко рассмеялся. — Вот наши клиенты рады-то будут! Ты не слышал, как они предупредили, что Примм ничего не должен об этом знать?
— Я тоже слушаю внимательно, но не думаю, что мистер Примм… — Он замолчал, подыскивая слова.
— Имеет должные полномочия? — подсказал Грейтхауз.
— Именно. Если клиент Примма так небезразличен к благоденствию этой леди, он не станет ее оттуда забирать, чем бы ни грозился сам Примм. Куда еще ее отправить, где с ней будут обращаться столь по-королевски? Клиенту Примма нужно две вещи: чтобы эта леди была скрыта и чтобы была защищена.
— Не думаю, что доктора такое бы одобрили.
— А разве им обязательно об этом знать?
Грейтхауз на время затих. Солнце пробивалось уже под полог леса, влажный воздух теплел.
— Все это дело с душком, как по мне, — начал снова Грейтхауз. — Эти сумасшедшие, разгуливающие без кандалов. Вся эта дурацкая чушь насчет ментальных расстройств и сумеречных состояний. Знаешь, что бы со мной сделал мой отец, впади я в такое вот дурацкое «сумеречное состояние»? Разбудил бы хорошим кнутом, вот что. Вот так и надо со всеми там, а не носиться с ними, как с незабудками.
— Я так понял, — сухо ответил Мэтью, — что Джейкобу вы бы выписали лечение кнутом?
— Не надо, ты меня понял. Назовем попросту психа психом, и хватит!
— Не сомневаюсь, что в сумасшедших домах Англии полно так называемых врачей, которые с вами согласились бы. С другой стороны, у них нет необходимости в наших услугах. — Мэтью бросил взгляд, чтобы оценить выражение лица Грейтхауза, которое было весьма суровым, и снова стал смотреть на дорогу. — А Рэмсенделл и Хальцен хотят своим пациентам помочь — вам не кажется, что это достойно восхищения?
— Мне кажется, что это идиотизм, и не надо было нам сюда ехать. Людям с умственным расстройством помочь нельзя.
— Ага, значит, с умственным расстройством?
— Именно так, и не надо острить. У меня был дядя со стороны матери, у которого было умственное расстройство. В пятьдесят лет от роду любил сидеть где придется и строгать деревянных лошадок. Однажды посадил меня перед собой и стал рассказывать, что видел у себя в саду гномов. И ведь отставной военный, кавалерийский капитан! Знаешь, ты мне напоминаешь его в одном смысле.
— В каком?
— Он все время играл в шахматы. Сам с собой. Расставлял фигуры и играл за обе стороны, и все время сам с собой разговаривал.
— Подумать только, — сказал Мэтью и бросил на Грейтхауза косой взгляд.
— Ладно. Допустим, поедешь ты в Филадельфию, найдешь там этого типа Примма. А нет такого закона, чтобы он должен был тебе сказать, кто эта женщина. И выкинет он тебя к твоим ментальным расстройствам — что тогда делать будешь? — Мэтью не ответил, и Грейтхауз продолжил: — Пойдешь по улице, хватая прохожих за ворот? Дескать, не знаете ли вы такую седовласую даму, которая думает, что она — королева Мария, и сидит в дурдоме, ожидая послания от короля Вильгельма? Представляю себе, как квакеры поведут к себе в сумасшедший дом нового жильца. Причем я даже не говорю, что Филадельфия больше Нью-Йорка. Если ты захочешь поговорить там с каждым, мы с тобой увидимся, только когда у тебя борода отрастет до пят.
— Как, разве вы мне не поможете расспрашивать всех жителей Филадельфии?
— Я серьезно. Я вчера говорил, что сам будешь отдуваться. Когда миссис Герральд об этом услышит — что я позволил тебе согласиться на это задание, — она меня на полгода засадит точить карандаши тупым ножом. Так что я на эту дурацкую работу в Филадельфию не полезу.
— Мне показалось, — заметил Мэтью, одарив Грейтхауза ледяным взглядом, — что вы взяли их деньги без всякой неохоты. И вы мне теперь говорите, сэр, что после всех ваших хвастливых речей о крепости тела, ума и духа вы сдрейфили перед лицом трудностей?
— Одно дело трудности, другое — невозможность. И поосторожнее насчет «сдрейфил». Помни, с кем разговариваешь, мальчишка, я тебя мизинцем могу с лошади сшибить.
Мэтью не успел даже подумать, как развернул Данте поперек дороги перед конем Грейтхауза. Щеки у него горели огнем, сердце колотилось — он по горло был сыт тем блюдом, что Грейтхауз то и дело пихал ему в рот. Конь Грейтхауза захрапел и попятился, Данте не сдвинулся с места. Мэтью в седле кипел гневом.
— Ты что, сдурел крикнул Грейтхауз. — Из-за тебя моя лошадь чуть не…
— Придержите язык.
— Что?
— Я сказал, придержите язык.
— Ну-ну. — Грейтхауз натянуто усмехнулся. — Достали-таки мальчика.
— Не достали. Просто скажу вам, что я о вас думаю.
— Правда? Это выйдет забавно. Мне сойти с коня и приготовиться заплести тебя вокруг вон того дерева?
Мэтью почувствовал, что кураж уходит, и надо было говорить, пока здравый смысл не взял свое и не велел молчать.
— Вам сидеть и слушать. Если, когда я закончу, вы захотите меня заплести вокруг того дерева, так тому и быть. Не сомневаюсь, что вы это можете, как и сшибить меня с лошади мизинцем, как вы столь красноречиво выразились, но черт меня побери, если я позволю вам говорить со мной сверху вниз.
Грейтхауз прищурился:
— Что за моча тебе в голову ударила?
— У миссис Герральд была причина меня выбрать, и причина отличная. Я достаточно сообразителен, и за мной есть история, которая ее заинтриговала. И не просто достаточно сообразителен — я чертовски умен, мистер Грейтхауз. Может, умнее вас, и вы это знаете. Сейчас я не умею драться так хорошо, как вы, и с рапирой вообще ни черта не стою, и никаких попыток заказного убийства не предотвращал в последние полгода, но я спас женщину, которую хотели сжечь как ведьму, и я обличил убийцу и раскрыл заговор, который должен был уничтожить целый город. Мне кажется, это чего-то стоит. А вам как?