Королева Бедлама - Страница 13

Он сидел неподвижно, поднеся к бумаге перо, глядел на собственный четкий почерк, и вдруг негромкий стук маятниковых часов в углу показался ему оглушительным.

И Пауэрс тоже молчал. Он смотрел на Мэтью, видел мелькнувшее отчаяние, даже испуг, на миг отразившийся на лице молодого человека и тут же сменившийся ложным спокойствием. Наконец Пауэрс сложил руки, и ему хватило достоинства отвести глаза.

— Очевидно, — сказал он, — Айзек, посылая тебя ко мне, рассчитывал, что ты задержишься ненадолго. Максимум на год. Быть может, он рассчитывал, что твое жалованье будет побольше. Он, наверное, хотел, чтобы ты уехал в Англию и поступил в университет. И это все еще возможно, Мэтью, все еще возможно, но должен тебе сказать, Мэтью, что обстановка в тех университетах неблагоприятна для человека незнатного, а если еще учесть, что ты родился здесь и был воспитан в приюте… Я не уверен, что твое заявление не положат десять раз под сукно, даже с моим рекомендательным письмом о твоем характере и способностях. — Он нахмурился. — Даже с рекомендательными письмами от каждого магистрата колонии. Слишком много блестящих семейств с деньгами, которые хотят видеть своих сыновей адвокатами. Не магистратами для Америки, пойми, а адвокатами для Англии. Частная практика приносит во много раз больше общественного служения.

Мэтью обрел голос:

— Что же мне тогда делать?

Пауэрс не ответил, но явно глубоко погрузился в размышления. Глаза его смотрели перед собой, не видя, ум что-то вертел, рассматривая под разными углами.

Мэтью ждал, чувствуя острое желание отпроситься, пойти домой и последние оставшиеся карманные деньги потратить на несколько кружек эля «Старого адмирала». Но какой смысл в таком пьяном бегстве от действительности?

— Ты все же мог бы поехать в Англию, — сказал наконец магистрат. — Заплатить капитану немного денег и отработать остальной проезд. Я мог бы тебе в этом помочь. Ты мог бы найти работу в адвокатский конторе в Лондоне, и через некоторое время кто-нибудь с бóльшим политическим весом, чем у меня, мог бы предложить тебе свое покровительство, чтобы тебя приняли в университет «за выдающиеся успехи». Если ты этого действительно хочешь.

— Конечно, хочу! Почему бы я мог не хотеть такого?

— Потому что… для тебя может найтись нечто лучшее, — ответил Пауэрс.

— Лучшее? Что же может быть лучше этого? Сэр, хотел я сказать, — добавил он, вспомнив свое место.

— Будущее. А не копание в свинокрадстве и уличных драках. Вспомни дела, которые мы с тобой слушали, Мэтью. Выделялось ли хоть какое-нибудь из них?

Мэтью задумался. Честно говоря, почти все дела были о мелких кражах или других мелких преступлениях вроде хулиганства или клеветы. Единственные два дела, как-то выпадавшие из рутины, — убийство профессионального нищего в тот год, когда Мэтью приехал в Нью-Йорк, и дело о смертоносном пугале на ферме Криспина в октябре прошлого года. Все остальное, как ему теперь казалось, было упражнением в спанье на ходу.

— Как я и думал, — продолжал Пауэрс. — Мало о чем тут можно сообщить, кроме занудных подробностей человеческих злоупотреблений, небрежности или глупости. Ведь так?

— Да, но… такие вещи обычны при осуществлении правосудия.

— Именно так. И такова природа работы на общество. Вот я и спрашиваю тебя, Мэтью, действительно ли ты хочешь посвятить свою жизнь таким вот — ну, скажем, обыденностям?

— Но ведь вам такая жизнь вполне подошла, сэр?

Магистрат едва заметно улыбнулся и подтянул потрепанный манжет.

— О «подошла» — говорить не будем, пожалуй. Но я действительно доволен выбранной профессией. Пожалуй, правильное слово — она меня устраивает. Но сказать «удовлетворяет»? Или «интересует»? Не уверен, что мог бы. Видишь ли, Мэтью, я не вызвался добровольцем на эту должность. Работая в Лондоне, я вынес несколько приговоров, которые, к несчастью, обеспечили мне влиятельных врагов. Не успел я глазом моргнуть, как меня вышибли с должности, и мне с моей семьей осталась одна дорога — морская дорога либо на Барбадос, либо в Нью-Йорк. Я тогда сделал все, что мог, учитывая ситуацию, но теперь…

Он не договорил.

У Мэтью возникло чувство, что в этой мысли было больше, чем дошло до его ушей.

— Да, сэр? — спросил он, побуждая продолжать рассказ.

Магистрат поскреб подбородок и помолчал, составляя следующее предложение. Потом он встал, подошел к окну, прислонился к проему, выглядывая на улицу. Мэтью повернул голову ему вслед.

— Я ухожу с должности в конце сентября, — сказал Пауэрс. — И уезжаю из Нью-Йорка. Вот об этом я и буду говорить сегодня с магистратом Доусом. Хотя он об этом еще не знает. Тебе я говорю первому.

— Уходите? — Мэтью даже намека на это до сих пор не видел, и сейчас первой мыслью было, что перемен требует здоровье магистрата. — Вы болеете, сэр?

— Нет, я не болею. На самом деле, приняв это решение, я почувствовал себя вполне бодро. А решился я как раз в последние дни, Мэтью. Так что я не скрывал этого от тебя. — Он отвернулся от окна, все свое внимание перенеся на Мэтью. Солнце подсвечивало ему голову и плечи. — Ты слыхал от меня о моем старшем брате Дерхеме?

— Да, сэр.

— Он агроном, я тебе это говорил? И говорил, что он управляет табачной плантацией лорда Кента в колонии Каролина?

Мэтью кивнул.

— Дерхем просит меня ему помочь, поскольку он собирается заняться только агрономией. Лорд Кент прикупает земли, и имение становится таким огромным, что он не справляется. Это будет работа юридическая — контракты с поставщиками и прочее в этом роде — и при этом руководящая. Не говоря уже о том, что денег втрое больше, чем я получаю сейчас.