Королева Бедлама - Страница 176

176

— Ну вот, теперь вы начнете мне рассказывать о мощи закона! О величии судов! О том, что Правосудие, эта слепая шлюха, всегда торжествует!

— Нет, не начну. Вы юрист, вы знаете, что это не так. Ошибается и выносит неверные решения любой суд, даже руководимый самыми лучшими намерениями. Такова жизнь. Но я пытаюсь объяснить вам, что ваши показания свершат правосудие над большим числом негодяев, чем ваш нож. Всех вы не убьете. Я даже не думаю, что в сердце своем вы хотели бы этого. Но ваши показания могут отправить их всех за решетку. Ваша история требует этого от вас, Тревор. Не продавайте истину задешево.

— Истину. Я ничего не могу доказать.

— Это начало, — ответил Мэтью, поднимая блокнот.

Кирби пошатнулся. Тяжело заморгал, глядя на фонарь, потом уставился в пространство.

— Мне… мне нужно подумать. — Рука медленно поднялась ко лбу. — Я устал. Я так устал…

— Я знаю, — сказал Мэтью и дал последний свой залп: — Ваша мать спит, даже когда ее глаза открыты. Мне кажется, ей снится, что «Ответ короля» прибыл, что вы входите в дверь. Вот чего она ждет, Тревор. Своего сына, который придет разбудить ее. И если вы прямо сейчас пойдете со мной к Лиллехорну, у вас есть такой шанс.

По лицу Кирби пробежала дрожь — и тут же слезы выступили на глазах. Как будто на виду у зрителей злая буря разрывала на части прибрежный дом — так резко искривилось лицо Кирби, и тяжелое рыдание сорвалось с его губ. Мэтью подумал, что ни один человек не может издать такого звука: это был вопль проклятого, низвергнутого с Небес. Слезы побежали по щекам Кирби, и лицо его снова стало маской — хотя эта маска страдания была превыше любой кары, известной Человеку, — колени его подогнулись, и он свалился наземь, пополз, пополз среди ящиков и бумаг подбрюшья своей профессии биться всем телом о недвижные кирпичи.

Мэтью пришлось взять себя в руки, потому что он тоже был потрясен. Кирби отдал все — положение, невесту, жизнь. Он вел битву, чтобы отомстить за страшную несправедливость, и отдал в этой безнадежной битве свою душу. Мэтью теперь думал, что месть пожирает и невиновного вместе с виновным и обоих их сжигает, обращая в тот же холодный пепел.

Но Мэтью был уверен, что в одном никто не сможет отказать Тревору Кирби.

Он был хорошим сыном.

— Я иду, — услышал Мэтью свои слова, и рыдания стихли. — Вы пойдете за мной, когда сможете?

Ответа не было. Кирби прижимался к стене, пряча лицо.

— Прошу вас, — сказал Мэтью. — Ради нас обоих.

Взяв с ящиков свою треуголку, он надел ее, крепко держа блокнот, и повернулся к лестнице. Вздрогнул, услышав за спиной движение, но нападения не последовало. Он поднялся по лестнице, вышел в дверь — в тот яркий свет, в котором плыл паром, пели птицы и дети играли в свои радостные игры.

Направился он по Брод-стрит к Сити-холлу, шагая не быстро, но и не слишком медленно. Он просто давал хорошему, но заблудшему сыну возможность подумать. Воздух пах солью моря, иногда доносился аромат табака, если проходил джентльмен с трубкой. Мэтью смотрел на здание перед собой, составляя в уме речь, с которой он обратится к Гарднеру Лиллехорну. Как ему все это объяснить, если Кирби так и не появится? Его слова будут тогда бредом сумасшедшего. «Констебль Лиллехорн, желаете ли послушать мой рассказ о коварном сговоре с целью воспитания из приютских сирот профессиональных преступников на службе у…»

Чья-то рука крепко ухватила его за правое плечо, прервав эти размышления. Он резко обернулся и увидел волчье, с запавшими глазами лицо Бромфилда, одетого в ту же широкополую кожаную шляпу и ту же охотничью одежду, в которой он был в имении Чепела.

— Смотри-ка! — Другая рука выдернула из пальцев Мэтью блокнот. — Неожиданная награда, я бы сказал!

Бромфилд обнял Мэтью за шею, как старый приятель, нагнувшийся сказать что-то по секрету, и столкнул его с тротуара в затененную нишу какой-то двери.

— Тихо, тихо, — сказал второй человек — тот, что держал блокнот. — Только доброжелательность, только предупредительность. Не правда ли, мистер Корбетт?

Ошеломленный Мэтью заморгал, глядя в улыбающееся лицо Джоплина Полларда.

Мальчишеская физиономия адвоката наклонилась ближе. На губах держалась та же улыбка, но большие карие глаза искрились не добродушным весельем, а бритвенно-резким блеском жестокости.

— Пожалуйста, совсем без шума. И без хлопот. Предъявите ему предмет, мистер Бромфилд.

Охотник вытащил из-за спины другую руку и показал до жути знакомую соломенную шляпку. Не в силах сдержаться, он содрал с Мэтью треуголку и насадил шляпку Берри ему на уши.

— Вашу прекрасную подругу взяли загодя. — Поллард продолжал держать ладонь на груди у Мэтью. — К несчастью, она так пнула ногой мистера Карвера по голени, что у меня зубы лязгнули. Так что когда вы ее увидите, она будет слегка в синяках. Но важнее ваше понимание, что ее жизнь зависит от того, что вы сделаете и скажете — точнее, не скажете — в ближайшие минуты.

— Что это зна…

Но Мэтью уже знал, несмотря на полное смятение мыслей. Понимание плеснуло ему в лицо ушатом ледяной воды. Было сказано, что Чарльз Лэнд — адвокат, практику которого унаследовал Поллард, — получил крупное наследство и вернулся в Англию, чтобы стать покровителем искусств и политической фигурой. Так профессор Фелл подготавливал место для новых инвестиций.

«Честолюбивый он, Поллард», — говорила вдова Шервин.

— Вы! — Мэтью произнес это слово как плевок. — Это вы все сделали?

— Все? Ну, это было бы преувеличение. Нет, не все. Просто следил, чтобы каждый делал то, за что ему платят, и чтобы все шло гладко. Это же и есть моя работа. — Он показал зубы. — Ровнять ухабистые дороги и следить, чтобы они сходились. Спасибо за блокнот, мистер Корбетт. Его я сегодня не ожидал получить.

176