Королева Бедлама - Страница 63

Потрясающе, насколько одиноким можно себя чувствовать в городе на пять тысяч душ.

У Мэтью перехватило горло. Кажется, что-то там шевельнулось. Темное на темном, как-то очень активно движется.

Взявшись за грязный фонарь, висящий на уличном столбе, Мэтью снял лампу с крюка. Мелькнула мысль, что надо позвать констебля, но он не очень понимал, что видит. С колотящимся сердцем он настороженно двинулся по Баррак-стрит.

Потом тусклый круг фонаря высветил Эбена Осли, лежащего на тротуаре на спине, а рядом — разбитый фонарь. В лужице воска еще горел красный огонек. У правой руки Осли лежала трость, выпавшая из разжавшихся пальцев.

Мэтью хотел сказать: «Встаньте!», но голос пропал. Он попытался снова, но получился только хриплый шепот.

Лежащий не шевелился. Мэтью подошел поближе, посветил фонарем на тело, и стало ясно — страшно, кроваво, позарез ясно, — что Эбен Осли получил свою последнюю сдачу карт.

Как ни потрясен был Мэтью, как ни пыталась паника овладеть его нервами и приказать им бросаться наутек, его холодный и аналитический ум удержал власть. Ум обострил чувства Мэтью и укрепил его волю, заставил стоять и смотреть и воспринимать с тем ясным и дистанцированным рассуждением, что так помогает при игре в шахматы.

У Осли было глубоко перерезано горло — тут сомнений не оставалось. Все еще лилась толчками кровь. Еще непроизвольно подергивались руки, будто перила ведущей в ад лестницы обледенели. В ужасе раскрытый рот, полные того же ужаса глаза, налитые кровью и блестящие, словно еще влажные от морской воды устрицы. Нож поработал не только над горлом, но и над лицом Осли — блестели красным начерченные вокруг глаз штрихи и выступали из них, сползая вниз, струйки крови. Если этот человек еще был жив, то окончательная смерть была делом секунд, и кожа его уже принимала восково-меловой оттенок, столь модный среди трупов. Тут уж ничего нельзя сделать, разве что пришить голову обратно, а Мэтью сомневался, что даже у Бенджамина Оуэлса хватит на это мастерства.

Глядя в некотором остолбенении на умирающего, он не увидел, скорее почувствовал поодаль в темноте медленное, почти текучее движение.

И тогда увидел этот контур, черный в черном на черном фоне, выскользнувший из чьей-то двери дальше на двадцать футов по Баррак-стрит.

Он резко поднял фонарь, увидел мелькнувшее белое пятно лица, увидел человека — мужчину? — в черном как ночь плаще с высоким воротником и черной шапкой на голове. В тот же миг он понял, что перед ним — Маскер, но объект его внимания уже бежал со всех ног к Бродвею, и только тогда Мэтью сумел совладать с горлом и крикнуть в ночь:

— На помощь! На помощь! Констебль!

Но Маскер не только быстро убивал — он еще и быстро бегал. Пока сюда явится констебль, он уже будет в Филадельфии.

— Кто-нибудь, на помощь! — кричал Мэтью, уже сам наклоняясь за тростью Осли.

Еще раз выкрикнув: «Констебль!» — чтобы услышал Диппен Нэк у себя в спальне, он решил приберечь дыхание, бегом бросаясь в погоню.

Глава шестнадцатая

Маскер со всей возможной быстротой резко свернул влево за угол на Нью-стрит — и Мэтью за ним, едва не налетев коленом на водопойную колоду.

Да, Мэтью не был ни спортсменом, ни бойцом, и это правда. Но не меньшая правда, что бегать он умел. Это искусство, вероятно, было отточено в дни сиротства в гавани до того, как его загребли в приют — чтобы украсть еду и уклониться от дубинки, нужны легкие ноги. И сейчас умение бегать ему хорошо послужило: он догонял свою дичь. Однако Мэтью ни на секунду не забывал, что безопаснее, когда Маскер бежит впереди, — хотя в любую минуту был готов к тому, что преследуемый обернется, размахивая ножом. Осли его трость уже не понадобится, а для Мэтью она может оказаться спасением, и он сжимал ее, как утопающий соломинку.

— Констебль! — еще раз крикнул Мэтью, и теперь Маскер резко взял влево и со взмахом разлетевшегося плаща исчез между лавкой серебряных дел мастера и соседним домом. Мэтью поднял фонарь с жалкой свечкой, сбился с шага. За секунды ему надо был решить, входить туда или нет, пока Маскер не скрылся.

Он поднял трость, чтобы отразить внезапную атаку, сделал вдох и бросился в погоню. Проход был так узок, что Мэтью почти задевал стены плечами. Добежав до выхода, он оказался в чьем-то саду. Направо уходила кирпичная дорожка, налево шла белая стена с калиткой. Справа яростно залаяла собака, и голос какого-то перепуганного жителя закричал:

— Кто там? Кто там?

Крики уже слышались по всей Баррак-стрит. Значит, нашли тело Осли. Что ж, все равно уже ввязался, не бросать же. Мэтью снова пустился бежать и через секунду пробегал под розовым кустом. Перед ним возникла еще одна стена с открытой деревянной калиткой, и когда Мэтью вбежал в нее, из дома справа раздался рев: «Вот ты где, бандит проклятый!» Вспышка, грохот выстрела — и свинцовый шарик, пущенный из верхнего окна, просвистел мимо уха. Не ожидая дальнейших дипломатических нот, Мэтью припустил во весь дух, перескочил через изгородь в половину человеческого роста, и тогда тот пес, что раньше гавкал, бросился на него, щелкая зубами и сверкая глазами, но цепь дернула его назад раньше, чем он успел начать свой ужин.

Сейчас Мэтью боялся уже не столько Маскера, сколько того, что могло ждать впереди, но когда он вылетел из другой калитки и обогнул какую-то уборную, то увидал при свете фонаря темную тень, перелезающую через каменную стену восьми футов высотой. Маскер подтащил к стене бочку, чтобы на нее встать, и Мэтью снова заорал, призывая на помощь констебля, а темная фигура забралась наверх, секунду потратив на то, чтобы опрокинуть бочку, и спрыгнула с другой стороны. Послышался топот ног по камню — Маскер убегал в сторону доков.