Королева Бедлама - Страница 89

— Нет. А должен был?

Грейтхауз покачал головой:

— Вряд ли. Если только Натэниел — то есть магистрат Пауэрс — о нем не упоминал.

Мэтью нахмурился, ничего не понимая.

— А при чем здесь магистрат?

— Натэниел оказался в Нью-Йорке именно из-за профессора Фелла, — был ответ. — Он увез семью из Англии, спасая жизнь своим родным. Бросил отличную и перспективную юридическую карьеру в Лондоне, потому что до него дошли слухи: профессор Фелл рассердился из-за дела против своего помощника, где Натэниел поддерживал обвинение. А никто, рассердивший профессора Фелла, долго не живет. Разве что положишь океан между ним и собой… да и тогда… — Он не договорил.

— Вы хотите сказать, что профессор Фелл — уголовник?

— Уголовник. — У Грейтхауза на губах мелькнула улыбка и тут же исчезла. — Лондон — группа домиков. Темза — речка. Королева Анна — симпатичная дама на красивом стуле. Да, профессор Фелл — уголовник. Его имени не знает никто. Никто даже не знает, мужчина он или женщина, и профессор ли он на самом деле из какого-нибудь университета. Никто никогда не мог указать его возраста или дать какое бы то ни было описание внешности, но одно я тебе скажу: когда ты смотрел на это тело в могиле, ты видел плоды работы его ума.

Грейтхауз замолчал. Мэтью тоже молчал, ожидая продолжения.

— Существует подпольный мир, который ты себе даже представить не можешь. И даже «Газетт» его точно не очерчивает. — Грейтхауз смотрел темными глазами в никуда, но видел, кажется, нечто такое, что шевельнуло страх даже в его железном сердце. — В Англии и в Европе. И существует он… кто знает, сколько уже лет. Имена самых отпетых мы знаем. Джентльмен Джеки Блю. Братья Таккеры. Огастес Понс. Мадам Чилени — все они занимаются изготовлением фальшивых монет, подлогами, кражей государственных и частных бумаг, шантажом, похищениями, поджогами, наемными убийствами и вообще всем, что приносит выгоду. Много лет они сражаются за территорию в разных странах, как за место за столом поближе к миске жареного мяса. Эти войны банд были жестокими, кровавыми и ничего им не дали. Но за последние пятнадцать лет все сильно изменилось. Появился профессор Фелл — откуда, мы не знаем, — и хитростью, умом и немалым числом снесенных голов объединил эти банды в криминальный парламент.

Мэтью не отвечал. Он только переваривал пока то, что говорил Грейтхауз.

— Как именно Фелл вышел на руководящую роль, мы не знаем. У нас были информаторы, но информация от них ненадежна. Не одна запевшая птичка внезапно исчезала из, казалось бы, надежной клетки. Первого нашли в сундуке на идущем в Абердин судне. Вторую — это была женщина — в мешковине с камнями на дне реки Червелл. На нее напоролся какой-то незадачливый купальщик примерно через месяц после ее исчезновения. В каком состоянии нашли оба трупа, ты сам знаешь.

— Множественные колотые раны, — сказал Мэтью, — нанесенные различным оружием.

— У мужчины было двадцать шесть ран, у женщины — двадцать две. Руки связаны за спиной веревкой. Убийцы хотели, чтобы их через некоторое время нашли — демонстрация силы. У нас есть по этому поводу теория.

Грейтхауз замолчал, и Мэтью подал реплику:

— Очень хотелось бы ее услышать.

— Это предположила миссис Герральд. Она исходила из факта, что у обеих жертв раны спереди и сзади, но ни одной ниже пояса. Она думает, что Фелл наказывает предателей или ослушников, пропуская их сквозь строй, когда каждый из присутствующих должен нанести удар. Может быть, над ними даже происходит какой-то суд до начала этого спектакля. Виновного — виновного в нарушении кодекса молчания или поведения — протаскивают сквозь строй до полусмерти, а потом проламывают ему череп. Я бы сказал, действенный метод гарантировать верность. Как по-твоему?

Мэтью промолчал.

— А может, никакого «сквозь строй» и нет, — сказал Грейтхауз. — Может быть, жертву просто бросают в какую-то комнату и набрасываются на нее, как псы. Но на такую мысль наводят веревки — связаны только руки, а ноги свободны. Жертве полагается бежать — или идти, быть может. Она должна знать, что спасения нет, что смерть будет медленной и мучительной, сколько бы раз ни пробегать туда-сюда мимо этих ножей. — Грейтхауз скривился, будто представив себе озаренное факелом подземелье, где переливается свет пламени на клинках, где бежит несчастная тень, молящая о пощаде, среди других теней, горящих убийством. — Мы думаем, что были наверняка и другие, но их тела либо не найдены, либо уничтожены. А может быть, сейчас Фелл достиг пика своих желаний: создал криминальную империю, захватывающую континенты. И акулы помельче — такие же смертоносные в собственных океанах — собрались вокруг этой большой, и вот так они доплыли даже сюда, в эту реку, где молодой человек, что лежит в той могиле, был убит за… за что? За неповиновение? За отказ склониться перед кем-то, чистить чужие сапоги? Кто знает. Он мог даже быть просто примером — чтобы другие боялись, за какую-то мелочь.

Грейтхауз вытер рот рукой, ссутулился. Какое-то время он молчал. Слышно было, как вороны где-то высоко перекликаются между собой. Потом он сказал:

— Ладно, давай отсюда уходить.

На обратном пути через сад с измазанными землей лопатами Мэтью спросил:

— Но ведь вы же не можете быть уверены? В том, что Фелл здесь, я имею в виду. Вы же сами сказали, что его могли убить разбойники.

— Сказал. И ты прав, уверенности у меня не может быть. Абсолютной, во всяком случае. Но я тебе скажу, что я думаю: у профессора именно такой способ мести, и если даже его самого здесь нет, значит, кто-то применяет его… скажем так, школу.