Мэтью увидел, что попугай с красными перьями и его спутники подходят к другой таверне, «Терновому кусту». Место, еще более злачное, чем «Адмирал». В ноябре Мэтью видел, как Осли просадил здесь в банк небольшое состояние. Он решил, что хватит с него на сегодня таверн, пусть себе идут и напиваются в дым, если хотят. А ему пора домой, спать.
Но Осли и его спутники миновали «Терновый куст», даже не глянув в ту сторону. Когда Мэтью подходил к таверне, оттуда на улицу вывалились пьяный молодой человек — Эндрю Кипперинг, как стало видно в свете фонаря, — и темноволосая девица с грубо размалеванным лицом. Они смеялись какой-то собственной шутке. Миновав Мэтью, парочка направилась к гавани. Кипперинг был довольно известный адвокат и мог бы сделать карьеру, если бы не пристрастие к бутылке и к заведению мадам Блоссом.
Осли со своей компанией свернули на Бивер-стрит и снова перешли Бродвей, направляясь к реке, на восток. Кое-где горели фонари на столбах, и в каждом седьмом доме был виден свет, согласно закону. За белой штакетной изгородью неистово залаяла собака, другая издали ответила ей. Какой-то мужчина в шитой золотом треуголке, с тростью, выскочил вдруг из-за угла перед Мэтью и чуть не напугал его до испарины, но быстро кивнул и зашагал прочь, постукивая по булыжникам тротуара.
Мэтью прибавил шагу, чтобы не упустить Осли из виду, однако под ноги смотрел внимательно, чтобы не вступить в коровий навоз, довольно часто лежащий здесь и на кирпичах, и на булыжниках. Прогрохотала телега с одиноким кучером, дремлющим с вожжами в руках. Мэтью зашагал по узкой улице между двух белокаменных стен. Впереди в свете гаснущего фонаря Осли и двое других свернули направо на Слоут-лейн. Там в начале лета бушевал пожар, пожравший несколько домов. В воздухе до сих пор держался запах пепла и горелой свинины, смешиваясь с запахом гнилого чеснока и свиней, которых еще только предстоит зажарить. Мэтью остановился, осторожно выглянул за угол. Его дичь затерялась между потемневшими деревянными домами и приземистыми кирпичными строениями. Дальше кое-где вместо домов стояли почерневшие развалины. Фонарь на углу мигал, будто готовый отдать богу душу. Легкое покалывание в затылке заставило Мэтью обернуться назад. Поодаль от него стоял человек в темной одежде и в шляпе, омытый светом того же фонаря. И тут Мэтью почему-то пришла в голову мысль, что он сейчас очень далеко от дома.
Человек просто стоял, очевидно, разглядывая Мэтью, хотя лица его под треуголкой не было видно. У Мэтью сердце в груди заколотилось сильнее. Если это и есть Маскер, подумалось ему, то черта с два он, Мэтью, отдаст свою жизнь без боя. «Ну-ну, мальчик, — сказал он сам себе с мрачным юмором. — Голыми руками против ножа — самый верный путь к победе».
Мэтью хотел окликнуть незнакомца… и что сказать? «Приятный вечер для прогулок, не правда ли, сэр? И не будете ли вы столь любезны меня не убивать?» — но тут вдруг таинственная фигура резко повернулась, решительным шагом вышла из царства света и исчезла. Мэтью шумно выдохнул. Холодная испарина выступила на висках — это не Маскер! Он повторил это себе с какой-то глупой яростью. Ну нет, конечно же! Это мог быть и констебль, и просто прохожий, такой же, как он сам! Да, только он сам не просто прохожий, напомнил он себе. Он — овца, выслеживающая волка.
Осли и его собутыльники исчезли — их нигде не было видно. И теперь вопрос был таков: идти дальше по этой провонявшей пеплом улице или возвращаться обратно, туда, где ждет Маскер? «Так, стоп, дурак!» — скомандовал он сам себе. Не Маскер это, потому что Маскера в Нью-Йорке нет! С чего думать, что он по-прежнему таится на улицах города? Да потому что его не поймали, мрачно ответил сам себе Мэтью. Вот почему.
Он решил идти вперед, но внимательно поглядывать, что у него за спиною — на случай, если кусок тьмы решит отделиться от ночи и на него наброситься. И сделал не более десяти шагов, как кусок тьмы шевельнулся, но не за спиной, а прямо перед ним.
Мэтью застыл как вкопанный. От него осталась лишь пустая оболочка, вся кровь его покинула вместе с дыханием, и летний вечер вдруг стал зимней ночью.
Мелькнула искра, зажгла фитиль огнива, от огнива занялась спичка.
— Корбетт, — сказал человек, поднося огонь к трубке. — Раз уж ты меня так целеустремленно преследуешь, я решил, что должен дать тебе аудиенцию. Как по-твоему?
Мэтью не ответил — главным образом потому, что язык еще не отлип от гортани.
Эбен Осли еще несколько секунд раскуривал трубку. За его спиной высилась обгорелая кирпичная стена, на ее фоне полная физиономия Осли наливалась красным.
— Ты, мальчик, просто чудо, — произнес он своим надтреснутым высоким голосом. — Целый день трудишься над бумагами и горшками, а потом ночью гоняешься за мной по городу. Когда же ты спишь?
— Успеваю как-то, — ответил Мэтью.
— Мне кажется, тебе следует спать подольше. Тебе, наверно, нужен долгий отдых. Вы согласны со мной, мистер Карвер?
Слишком поздно Мэтью услышал за собой движение. Слишком поздно сообразил, что двое других прятались в обгорелых грудах щебня по обе стороны от…
Кусок бруса ударил его по затылку плашмя, прекратив дальнейшие рассуждения. Звук был громче пушечного выстрела — солдаты местной милиции наверняка решат, что началась война. Удар сбил Мэтью с ног, накатила ревущая боль, в глазах завертелись искры и огненные колеса. Он рухнул на колени и лишь усилием воли сумел не растянуться на мостовой. Зубы скрипели, все ощущения смешались. Сквозь дымку пробилась мысль, что Осли этой веселой прогулкой заманил его в овечий капкан.